"3 вопроса" на тему "Протесты в Москве и реакция властей"

Татьяна Становая, глава аналитической компании R.Politik, член Научного совета Центра Обсерво

1. После многочисленных митингов в конце июля-начала августа Сергей Чемезов, глава Ростеха и давний друг Владимира Путина сделал ряд примечательных заявлений, в частности об угрозе возвращения во времена застоя в отсутствии «здравой оппозиции». Можно ли говорить о начале процесса раскола в элитах?

Недовольство внутри элиты в отношении направления движения в развитии страны высказывается открыто или латентно уже несколько лет, и это касается как глубины конфронтации во внешней политике с Западом, так и внутренних вызовов, связанных, прежде всего, с качеством государственного управления. Однако в последнее время, и особенно в рамках московского кризиса, более четко обозначилась другая разделительная линия – о степени дозволенности силовиков, или в более широком смысле носителей силовой идеологии, которые в последние несколько лет заняли доминирующие позиции в системе принятия политических решений. Важно понимать, что многие внутренние вопросы развития Владимир Путин видит через призму проблематики национальной безопасности и отношений с внешним миром, отсюда и более выраженное доверие к подходам силовиков, их логике. По моим ощущениям, заявление Сергея Чемезова – это, в первую очередь, проявление все более конфликтного отношения части привилегированной путинской элиты к доминированию силовых подходов к решению внутренних вопросов развития. Россия оказалась на распутье, где, с одной стороны, есть сторонники изоляционизма и конфронтации, и, с другой стороны, условно «бизнесмены», которые исходя из своих корпоративных интересов и при этом не обязательно априори либеральных предпочтений, обеспокоены рисками для своего статус-кво. Для таких людей силовая реакция власти на протесты в Москве и вообще общий жесткий подход в отношении внесистемной оппозиции – это и риск утраты политической стабильности в будущем, и опасение оказаться вытесненными носителями силовых приоритетов. В стране усугубляется внутриэлитный раскол между модернизаторами (это системные либералы и ситуативно примкнувший к ним Сергей Чемезов, а также лояльные бизнес-элиты, ориентированные на внешние рынки) и консерваторами-изоляционистами (ФСБ, Совбез, ГРУ, их ситуативными союзниками могут выступать Вячеслав Володин, часть партии власти). И этот раскол будет усугубляться, особенно, учитывая, что доминирование силовиков несет в себе все больше издержек для построенного Путиным «корпоративного государства», ориентированного на то, чтобы зарабатывать, а не репрессировать.

2. Какой политический вес на самом деле имеет оппозиция и, в частности, Алексей Навальный?

Сейчас все чаще, когда мы говорим об оппозиции, мы подразумеваем реальную, или внесистемную оппозицию, то есть ту, что прямо противопоставляет себя путинскому режиму и выступает за его смену. В этой среде Алексей Навальный, безусловно, наиболее заметная фигура с уже солидным политическим опытом и особым положением в политической системе. В целом внесистемная оппозиция остается очень разной, и по степени своей радикализированности, и по идеологическим критериям. Но на сегодня у нее есть три ключевых формата для политического влияния на повестку. Первое – участие в выборах. На региональный и федеральный уровень она однозначно не допускается, остается местный. Так, почти 200 оппозиционных кандидатов сумели пройти в местные советы в Москве в 2017 году. Вряд ли эта практика будет и дальше широко использоваться (Кремль учтет свои «ошибки»), но в любом случае именно здесь у режима образовалась брешь, которой оппозиция пытается воспользоваться. Это не дает власти, но это дает трибуну и возможность выйти за пределы политической периферии. Второе – акции протеста. Однако, как мы видим, Кремль допускает акции исключительно на своих жестких условиях, в то время как внесистемная оппозиция все чаще тестирует власть на возможность их пересмотра. Число несанкционированных акций растет, но и режим отвечает на них предельно жестко. Наблюдается радикализация подхода оппозиции на фоне неспособности режима проявить гибкость. Протесты остаются главным способом донести до власти и общества свою политическую «заявку», и их число будет расти, причем по разным поводам. Третье – это коррупционные разоблачения. Борьба с коррупцией никогда не была центральной темой для населения, для большинства россиян. Наиболее волнующие проблемы связаны с социальной проблематикой (рост цен, уровень жизни, пенсионное обеспечение). Однако по мере роста социального раздражения расследования того же Навального могут вести к росту политизированности социального недовольства, а также, что очень важно, политизации студенчества и молодежи в целом. Плюс Навальный и его ФБК стали едва ли не главным инструментом сведения счетов между различными группами влияния – доступ к информации, разоблачающей ближний круг президента или высокопоставленных чиновников, открывается часто благодаря одной из конфликтующих сторон. Это тоже в определенной степени легитимирует статус внесистемной оппозиции, у которой оформилась особая функция – информационного оружия. Главный вопрос на сегодня – готов ли Кремль, а точнее Путин лично, признать внесистемную оппозицию реальной оппозицией и предоставить ей место на политической арене. Пока ответ на это вопрос отрицательный, но, во-первых, сама оппозиция готова за это место отчаянно бороться, и игнорирование ее требований властью может привести к тому, что уступать в итоге придется гораздо больше. Во-вторых, многие из числа “своих” для Путина считают опасным бескомпромиссное подавление протестов и полное недопущение оппозиции к выборам, что подтверждается тем же заявлением Чемезова. А значит влиятельные, приближенные фигуры к Путину будут чаще ставить под сомнение силовой подход власти к своим оппонентам.

3. Может ли Кремль перехватить инициативу в ближайшие месяцы, например, сделав перестановки в кабинете министров, скорректировав свою политику или прибегнув к бюджетному стимулированию экономического роста?

Вообще это весьма популярное предположение, что власть попытается (и это было бы логично) залить протест деньгами. И ресурсы для этого у государства есть, хотя экономический блок, конечно, будет выступать против. Однако проблема заключается в том, что для Путина вопросы социального-экономического курса и протестная проблематика имеют совершенно разную логику и практически не связаны между собой. На сегодня одна из проблем, и это тоже одна из характеристик и причин растущей политической конфликтности, заключается в том, что президент убежден в своем стабильном политическом положении, наличии прочной поддержки со стороны большинства населения. Он понимает, что было определенное снижение рейтингов, что он объясняет пенсионной реформой, но это снижение ему кажется исчерпанным и недраматичным. Другой вопрос, что есть проблема слабого экономического роста и падения доходов населения (что опять же президент объясняет, прежде всего, высокой закредитованностью), но это скорее упирается в необходимость более эффективной работы правительства, чем рост социальных расходов. Я не стала бы исключать некие точечные популистские решения, призванные улучшить социальное самочувствие россиян, но это будут локальные решения, которые не изменяют характер бюджетной политики. Что же касается кадровых перестановок, то важно иметь в виду три ключевых момента. Первое – действительно, кадровое обновление правительства давно назрело и затягивается. Претензии к кабинету министров растут, в том числе и со стороны главы государства. Поэтому если обновление и будет, то ключевая мотивация будет скорее связана с попыткой придать импульс реализации майских указов, подтолкнуть экономический рост. Второе – обновление правительства – это серьезный политический ресурс, который логично использовать перед большими федеральными выборами – думскими или президентскими. Поэтому есть соблазн подождать, произведя большую кадровую перетряску ближе к 2021 году. Но это совсем другая логика, которая также встроена и в проблему будущего самого Путина, конфигурации власти в период «транзита». Наконец, третье – это судьба Дмитрия Медведева, бывшего преемника, который должен будет получить значимую компенсацию, особое место в системе. Это является фактором, тормозящим кадровое обновление. В любом случае точечное кадровое обновление можно ожидать в краткосрочной перспективе, но глубокие политические перестановки, скорее всего, будут произведены уже в логике «транзита» и не будут связаны с проблемами роста протеста или падения рейтинга. Хотя, конечно, этот фон играет все более заметную роль (и она будет расти) на кадровые предпочтения президента.