Fr Fr

Глава 3. Внутренняя политика - Общество

Бунин Игорь
1 ноября 2017

"Политические итоги 2016 г."

Статья подготовлена совместно Игорем Буниным, президентом Центра политических технологий, и Алексеем Макаркиным, первым вице-президентом Центра политических технологий.

2016 г. для российского общества стал годом депрессии и усталости. Ушли в историю эйфорические настроения 2014 г. Еще летом 2014-го стало неактуальным представление о том, что после присоединения Крыма другие регионы Юго-Востока Украины легко станут российскими. В 2015 г. наступило и ощутимое разочарование по поводу способности эффективно использовать западные санкции для стимулирования экономического роста с помощью проведения протекционистской политики (т.н. «контрсанкций»). Подъем аграрно-промышленного сектора происходит за счет ухудшения качества продукции, а общие темпы промышленного роста пока что достаточны лишь для перехода от рецессии к стагнации. Стало ясно, что «отскока» нефтяных цен в обозримом будущем не произойдет, а ставка на экономическое сближение с Китаем становится все более проблематичной – Китай воспринимается и как партнер, и как потенциальная угроза.

Депрессия и страх перед переменами 


Поэтому депрессивное состояние носит вполне естественный характер. В создавшейся ситуации оно выгодно власти, так как в условиях депрессии повышается страх населения перед переменами, с которыми связываются не столько надежды на лучшее, сколько вероятность ухудшения ситуации.

Неудивительно, что продолжает расти доля россиян, которые хотели бы видеть Владимира Путина на посту президента России после 2018 г. Согласно Левада-Центру, практически каждый второй респондент (49%) сейчас считает, что лидер, способный заменить Путина на президентском посту, не появится в ближайшее время.

Продолжает работать классическая для российской истории схема «хороший царь – плохие бояре». Почти половина россиян (48%) считают, что Путин искренне хочет добиться повышения благосостояния населения, но он не сможет этого сделать из-за сопротивления бюрократии, отсутствия хорошей команды. Еще четверть (24%) считают, что он сможет это сделать в будущем.

В то же время количество считающих, что Путин успешно и достойно справляется с решением проблем, сократилось за год на 9 пунктов – с 37 до 28%. На сегодняшний момент для Путина это не опасно, так как его рейтинг – это не оценка эффективности, а демонстрация того, что другой опоры в общественно-политической сфере у людей нет.

В депрессивном состоянии люди не идут протестовать на улицу, а стремятся адаптироваться к новым экономическим реалиям преимущественно за счет «затягивания поясов». Тем более что участие в протестной деятельности чревато повышенными рисками – высокими административными штрафами, а то и угрозой уголовного преследования. Но это хотя и важная, но все же дополнительная причина – можно вспомнить конец 1980-х гг., когда аналогичные риски не могли сдержать роста протеста.

Для московских средних слоев «мода на протест» резко снизилась уже весной 2012 г., а после присоединения Крыма даже многие протестно настроенные москвичи стали более лояльными по отношению к власти. Вначале этому способствовал всплеск патриотических настроений, а затем – ощущение, что если страна находится в противостоянии с Западом, то очень некомфортно быть в диссонансе с приоритетами власти своей страны и с настроениями большинства ее населения.

Публичная политика: выборы в Думу

В условиях депрессии проходили и выборы в Государственную думу 2016 г., что существенно повлияло на их результаты. По сравнению с 2011 г. резко снизилась явка избирателей – с 60,2% до 47,8%. Это нельзя объяснить только переносом дня голосования с декабря на сентябрь, когда часть избирателей в выходной день предпочитают посетить свой садовый, а не избирательный участок. Тем более что одновременно у избирателей появились новые стимулы для участия в голосовании – двукратное (с 7 до 14) увеличение числа участвующих в выборах партий и восстановление одномандатных округов, более популярных среди населения, чем партийные списки.

При снизившемся интересе к выборам «Единая Россия» смогла восстановить конституционное большинство, бывшее у нее в четвертом созыве Думы (2007–2011 гг.). Несмотря на то что избирательный список партии возглавлял ее официальный председатель Дмитрий Медведев, многие граждане голосовали за нее как за «партию Путина». В результате «единороссы» не только получили более половины голосов на выборах по партийным спискам (повысив свой результат с 49,3% в 2011 г. до 54,2%), но и победили в 203 избирательных округах из 225. Еще в 18 округах они не выдвигали свои кандидатуры в пользу других партий, для того чтобы поощрить своих партнеров-оппонентов по парламенту, поддерживающих Кремль по ключевым вопросам внешней политики, обороны и безопасности (этот консенсус в полной мере сохранялся в уходящем году). Если бы «единороссы» выдвинули своих кандидатов в этих округах, то у них была бы возможность еще более расширить свое парламентское представительство. В одном округе в Москве кандидат от «Единой России» снялась с выборов уже после регистрации, что дало еще один мандат КПРФ. Таким образом, кандидаты от «Единой России» проиграли только в трех мажоритарных округах – во всех случаях представителям КПРФ.

Столь успешный результат для «Единой России», однако, сопровождался «тревожным звонком», связанным с все той же депрессией избирателей. Нынешние 54,2% избирателей – это 28,5 млн человек. 49,3% в 2011 г. – 32,3 млн. Можно, впрочем, отметить, что нынешние выборы прошли «чище», чем предыдущие, существенно меньше было нарушений. В то же время сейчас к числу голосующих добавились избиратели Крыма и Севастополя, причем в Крыму результат «единороссов» существенно превышал средний по стране – 72,8%.

Социальный протест выражался, прежде всего, в голосовании за КПРФ и «Справедливую Россию», выступавших с ярко выраженных патерналистских позиций. Коммунисты, обладающие хотя и слабеющей со временем, но все же достаточно мощной сетью региональных организаций и достаточно дисциплинированным электоратом, гарантированно проходили в Думу. Но эта гарантия стала для КПРФ и проблемой. Партия была уверена в своих позициях, поэтому провела инерционную кампанию, не содержавшую новых идей, – и в результате получила 13,3%, меньший результат, чем ожидала (на прошлых выборах – 19,1%). Фактически из всех парламентских партий коммунисты стали главными проигравшими.

«Справедливая Россия» также существенно снизила свой результат – с 13,2% до 6,2%. В процентном соотношении падение еще большее, чем у коммунистов; партия с третьего места опустилась на четвертое. В то же время результат партии надо рассматривать в контексте предвыборных ожиданий – далеко не все эксперты прогнозировали ее прохождение в парламент. Партия, сдвинувшаяся на консервативные позиции и поддержавшая все решения власти в области внешней политики, обороны и безопасности, потеряла поддержку «продвинутых» избирателей крупных городов, которые обеспечили ей успешный финишный рывок в 2011 г. Однако она смогла «удержаться» в парламенте за счет общенациональной известности (все же партия до этого два раза проходила в парламент) и влияния в ряде регионов, где в ее состав входят сильные политические фигуры (Свердловская, Челябинская, Астраханская, Ярославская области и ряд других субъектов Федерации).

Сложнее ситуация с ЛДПР, на выборах лишь ненамного отставшей от занявших второе место коммунистов – 13,1%. Для партии Жириновского это очевидный успех (на прошлых выборах она получила 11,6% – это единственная партия, исключая «Единую Россию», улучшившая свой результат по сравнению с 2011 г.). ЛДПР стали поддерживать не только патерналистские избиратели и традиционный для партии молодежный электорат, но и часть «продвинутого» населения крупных городов. ЛДПР – антикоммунистическая партия с успешным лидером (фактор успеха для этих избирателей играет большую роль), чьи лозунги в последние годы из маргинальных стали мейнстримными. За такую партию можно проголосовать, протестуя против «Единой России» и бюрократии, но будучи лояльным Путину и системе, чтобы сохранить дистанцию от власти, но не противопоставлять себя ей.

Остальные партии в парламент не прошли – избирателей не заинтересовали внепарламентские альтернативы мейнстримной «Единой России» как с либеральной («Яблоко», ПАРНАС), так и с «патриотической» («Родина») сторон. Результат «Яблока» оказался намного хуже, чем даже в не слишком удачном для партии 2011 г. – 1,99% против 3,4%. И это при том, что избирательный список партии выглядел значительно сильнее, чем пять лет назад (он включал в себя известных либеральных политиков Дмитрия Гудкова и Владимира Рыжкова, ранее не входивших в «Яблоко»), а в Москве и Санкт-Петербурге «Яблоко» получило, соответственно, 9,5 и 9% голосов. Однако на этом фоне результат ПАРНАСа выглядит полным провалом – 0,73% в целом по стране и 2–2,5% в Петербурге и Москве. Если «Яблоку» удалось хотя бы сохранить свою либеральную идентичность и избежать послевыборного раскола, то ПАРНАС в ходе кампании сильно «сдвинулся» в сторону национализма, что привело к серьезному конфликту внутри партии накануне выборов и выходу из нее ряда видных деятелей после их окончания. Причем попытка взять в союзники националистов провалилась даже в конкретном регионе – Саратовской области, которую представлял вошедший в «первую тройку» партийного списка связанный с националистами политик Игорь Мальцев. ПАРНАС получил в ней 0,36% – меньше, чем в среднем по стране.

Можно выделить несколько причин поражения либералов. Это продолжающий действовать «посткрымский» фактор (особенно в провинции, где популярность либералов, не признающих законность присоединения Крыма, упала еще больше, чем в «столицах»). И депрессия многих потенциальных либеральных избирателей, не верящих в успех существующих на этом политическом фланге партий. И усталость электората от их лидеров – Григория Явлинского и Михаила Касьянова, подверженных сильному «моральному износу». И слабость позиций партий за пределами двух «столиц», даже если абстрагироваться от «посткрымского» фактора. Интересно, что в «нелиберальной» в целом Псковской области, где «Яблоко» представляет сильный политик Лев Шлосберг, «яблочники» получили 4,1%. Но это, скорее, исключение из общего правила.

Аппаратная политика: ограниченные чистки

2016 г. в элитной сфере характеризовался дальнейшим уменьшением числа «неприкосновенных» – т.е. чиновников, обладающих неформальным иммунитетом от отставки без достойной компенсации. Большинство из этих чиновников принадлежат к своего рода «питерскому землячеству» – сообществу бывших коллег Владимира Путина по КГБ, мэрии Петербурга или питерскому бизнес-сообществу. Представляется, что Путин не хочет повторить опыт Леонида Брежнева, неохотно расстававшегося со своими старыми соратниками и в результате получившего геронтократическую систему, быстро терявшую свою эффективность.

Прецедент такой отставки был создан в 2015 г., когда с поста главы ОАО РЖД был вынужден уйти Владимир Якунин. Ему был предложен пост «обычного» члена Совета Федерации, который его не устроил, однако более привлекательного варианта он не дождался. В 2016 г. почти в таком же формате был уволен Виктор Иванов, еще один давний соратник президента, возглавлявший с 2008 г. Федеральную службу по контролю за незаконным оборотом наркотиков. После отказа занять куда менее значимый пост первого заместителя министра внутренних дел он «исчез» из правящей элиты. Отличие сценария отставки Иванова состояло в том, что его уход сопровождался ликвидацией возглавляемого им ведомства, присоединенного к МВД. Тогда же был уволен еще один влиятельный «силовик», Константин Ромодановский, руководившей Федеральной миграционной службой, также поглощенной МВД (правда, в Петербурге он никогда не работал).

Был отправлен в отставку и еще один влиятельный «питерец», директор Федеральной службы охраны (ФСО) Евгений Муров. Но самым громким уходом стало перемещение руководителя администрации президента Сергея Иванова на куда менее заметный и влиятельный пост помощника президента по транспорту и экологии.

Отставки людей из путинского «ближнего круга» происходят, впрочем, еще в относительно мягком формате – без арестов и уголовных дел. Хотя СМИ и обратили внимание на арест крупного питерского бизнесмена Дмитрия Михальченко, которого связывали с бывшим руководством ФСО, но в данном случае речь не шла о деятеле федерального масштаба. Единственным арестованным «питерским силовиком» оказался генерал ФСО Геннадий Лопырев, возглавлявший структуру этой службы на Кавказе. В 1990-е гг. он был коллегой Мурова по работе в Петербурге, но все же являлся для «питерского землячества» периферийной фигурой, не имевшей, судя по всему, прямого выхода на президента.

В то же время на следующих элитных уровнях количество громких уголовных дел резко увеличилось. Причем их фигурантами становятся как чиновники с либеральной репутацией (министр экономики Алексей Улюкаев, кировский губернатор Никита Белых), так и «силовики» из Следственного комитета и МВД. Впервые за все время существования постсоветской России был арестован действующий министр. Представляется, что причины столь жестких действий связаны, в первую очередь, с аппаратной борьбой внутри власти, причем стандартная схема конкуренции «либералов» и «силовиков» работает лишь отчасти.

Действительно, история с Улюкаевым теснейшим образом связана с приватизацией «Роснефти», которая была проведена по сценарию Игоря Сечина, обеспечивавшему реальное сохранение контроля над компанией с его стороны. Экономический блок правительства проиграл аппаратную борьбу, что и способствовало аресту Улюкаева. В то же время не следует считать, что это была только «месть» – другие чиновники высокого ранга, занимавшие не менее (а, возможно, и более) жесткую позицию относительно этой сделки, не только остались на свободе, но и сохранили свои посты. Хотя позиции правительства в результате этой истории оказались ослаб-лены, но не только из-за ареста министра, но и в связи с тем, что кабинет министров был фактически отстранен от принятия решений по ключевой приватизационной сделке года. Зато резко усилились позиции Сечина, который считается выходцем из «силового» сообщества и носителем «силовой» идеологии. Это, однако, не мешает ему прагматично сотрудничать и с акционерами «Роснефти» из ВР, и с американской Exxon в период, когда компанией в течение многих лет руководил Рекс Тиллерсон.

В то же время в арестах «силовиков» нет даже частичного идеологического фактора – это составные части конкуренции структур и статусных персон. В 2016 г. были ослаблены позиции Следственного комитета, в котором несколько чиновников генеральского уровня были арестованы в результате операции ФСБ. В СМИ появились сообщения о возможной коренной реорганизации или даже ликвидации Следственного комитета, но ничего подобного пока не последовало. Владимир Путин демонстрирует верность своему политическому стилю – его аппаратные решения чаще всего носят неожиданный для внешней аудитории характер.

И «чистки» во властных структурах являются ограниченными – бюрократический аппарат представляет собой опору российской власти, которая не заинтересована в подрыве его стабильности. Громкие дела, с одной стороны, должны показать, что власть заинтересована в более эффективных и дисциплинированных сотрудниках, но, с другой, являются для общества очередным подтверждением системной коррумпированности государственного аппарата. Поэтому в наступившем году аресты могут продолжиться, но их «громкость» способна уменьшиться.

В свою очередь, в 2016 г. целый ряд чиновников получили повышения. Приход Антона Вайно на пост главы администрации президента является свидетельством тенденции, согласно которой на ключевые должности продвигаются администраторы нового поколения (как выходцы из силовых структур, так и гражданские), для которых Путин является не «старым товарищем», а безусловным авторитетом. К их числу относится и новый глава ФСО Дмитрий Кочнев, не связанный со своим предшественником Муровым.

На первый взгляд, из этого ряда «выбивается» назначение Виктора Золотова главой вновь созданной на базе внутренних войск Национальной гвардии – его нельзя назвать «новым человеком» в президентском окружении (сразу же после того, как Путин стал президентом, Золотов возглавил его Службу безопасности). Но здесь есть немаловажный нюанс. Золотов никогда не был «коллегой» Путина – его отношения с ним всегда строились на иерархической основе. В личной преданности Золотова Путин полностью уверен.

Появление нескольких «силовиков» – выходцев из президентской охраны – на постах глав регионов (Тульской, Ярославской, Калининградской областей) позволило предположить, что не просто силовые структуры, но именно Служба безопасности президента должна стать чуть ли не главным кадровым резервом власти. Такой вывод выглядел поспешным, тем более что один из новых назначенцев – калининградский и.о. губернатора Евгений Зиничев – оказался настолько не готов к публично-политической деятельности, что через пару месяцев по собственной просьбе оказался перемещен на «непубличный» пост заместителя директора ФСБ.

В значительной степени «случайным» было и назначение генерала Алексея Дюмина на пост тульского губернатора – он в конце 2015 г. стал заместителем министра обороны, но, видимо, не смог интегрироваться в сплоченную команду Сергея Шойгу и был перемещен на освобождавшуюся гражданскую должность. Впрочем, дальнейшие кадровые перспективы Дюмина могут быть весьма заманчивыми – некоторые наблюдатели прочат ему даже роль преемника Путина. Но, в любом случае, такой преемник должен показать себя не только лояльным, но и эффективным руководителем на федеральном уровне.

В то же время обращает на себя внимание усиление позиций «гражданского» министра финансов Антона Силуанова. Президенту еще с «кудринских» времен импонируют идеи приоритета макроэкономической стабильности и финансовой дисциплины. В то же время в период кризиса Силуанов показал себя лояльным и выдержанным администратором – на контрасте с Улюкаевым, чьи эмоции в последнее время «зашкаливали». Кроме того, министру удалось обеспечить сохранение финансирования статей бюджета, политически важных для Путина, – в том числе программы развития ВПК. Неудивительно, что в этих условиях Силуанов смог провести своего заместителя Максима Орешкина на пост министра экономического развития, освободившийся после ареста Улюкаева.

Внешний фактор и внутренние реформы 

В 2016 г. большую роль во внутренней жизни России играл внешний фактор. Большинство российской элиты с воодушевлением восприняло избрание президентом США Дональда Трампа, рассчитывая на то, что при нем удастся договориться о «большой сделке», направленной на партнерство в борьбе с терроризмом. В результате этой сделки можно попытаться вновь выстроить отношения с США, усилить свои позиции на международной арене и при этом хотя бы частично обеспечить интересы России в Украине, в целом на постсоветском пространстве и в Сирии, а также добиться снятия или существенного ослабления американских санкций.

Однако даже если эти события будут развиваться по оптимистичному для российской власти сценарию, это не обеспечит эффективного развития страны. Более того, энергетическая политика Трампа способна стимулировать очередное падение нефтяных цен и, как следствие, усугубить кризис российской сырьевой экономики, что вызывает в памяти печальный опыт 1980-х гг. В то же время приход Трампа стимулировал снижение алармистских ожиданий, связанных с возможной эскалацией противостояния с США в случае победы Хиллари Клинтон, – и, как следствие, может способствовать уменьшению роли ВПК в российской власти. Появляется «окно возможностей» для того, чтобы снизить уровень мобилизации, перенести центр тяжести с оборонной политики на мирное развитие.

На этом фоне повышаются шансы на продвижение реформаторской повестки, подготовленной в 2016 г. по поручению президента под руководством Алексея Кудрина. Речь в ней, в частности, идет о возможном росте приоритетности гражданской сферы (в том числе образования и здравоохранения) над оборонной. В то же время возможный выбор в пользу кудринских предложений не означает, что они будут в полной мере реализованы, – между экономическими программами и реальным управлением существует значительная дистанция, которая вряд ли будет преодолена (ярким примером «ручного управления» является приватизация «Роснефти»). Что же касается возможных политических изменений в направлении либерализации, то отношение к ним во власти носит крайне осторожный характер, так как преобладает желание минимизировать любые риски. Приоритет безопасности в этой сфере продолжал сохраняться в 2016 г. – и есть все основания полагать, что эта тенденция останется актуальной и в дальнейшем.