Fr Fr

Глава 1. Внешняя политика - Оборона

Кастуева-Жан Татьяна
11 ноября 2017

"Россия и страны постсоветского пространства: 25 лет после распада СССР"

Прошло более четверти века с момента распада Советского Союза, который президент Владимир Путин охарактеризовал как самую большую геополитическую катастрофу XX в. Для многих наблюдателей в России и за рубежом эта фраза стала свидетельством ностальгии по утраченному статусу империи, который Кремль пытается восстановить вопреки желанию бывших советских республик. Глядя на постсоветское пространство сегодня и его взаимоотношения с Россией, напрашивается вывод об усугубляющейся неоднородности и незаконченности оформления отношений с бывшим центром. Говоря образно, одновременно наблюдаются тенденции и к восстановлению «совместной жизни» на новых основах, и к завершению «развода» и окончательному «разделу имущества», а также к поиску новых партнеров (Китай для Центральной Азии или Евросоюз для стран Восточной Европы).

Примером реализации принципиально новой траектории внешней политики и модели внутреннего развития на постсоветском пространстве стали три прибалтийские страны, Эстония, Латвия и Литва, вступлению которых в НАТО и в ЕС Россия не стала чинить препятствий. Что касается остальных, приходится констатировать, что ни одна не стала успешным примером социально-экономического и политического развития. На фоне экономических трудностей, слабо диверсифицированных экономик, старения постсоветских авторитарных лидеров в ряде стран, нерешенных территориальных конфликтов, разнонаправленных геополитических устремлений, а также растущих угроз безопасности, таких как радикальный исламизм и терроризм в Центральной Азии, эта географическая зона, возможно, стоит на пороге периода нестабильности. Россия, по-прежнему имея в руках мощные инструменты влияния, но оказавшись неспособной стать привлекательной моделью развития и эффективным центром новой региональной интеграции, может вольно или невольно способствовать ускорению центробежных тенденций на постсоветском пространстве.

Снижение взаимозависимости, эволюционное и конфликтное

Республики СССР были интегрированы в единый организм планового хозяйства, а границы имели в основном административное значение. Хотя многие связи сохраняются до сих пор, процесс их сжатия не прекращается с момента распада СССР. Кризис на Украине наглядно продемонстрировал, насколько тесно связаны были предприятия военно-промышленного комплекса двух стран до самого прекращения сотрудничества после 2014 г. Тот факт, что многие советские стратегические объекты остались за пределами границ сегодняшней России, имел в итоге далеко идущие последствия. Очевидно, что сомнения России в будущем Соглашения о статусе и условиях пребывания Черноморского флота РФ в Севастополе (согласно так называемым Харьковским соглашениям 2010 г., которые предусматривали аренду базы в Севастополе до 2042 г. в обмен на 30% скидку на российский газ для Украины) после смены власти в Киеве стали одним из факторов, который подтолкнул к решению об аннексии Крыма. Проблема стратегической зависимости оказалась решена радикальными методами с применением военной силы, что имело серьезные последствия для восприятия России не только на Западе, но и на постсоветском пространстве.

Примером другого – невоенного и неконфликтного – метода снижения зависимости России от бывших советских республик является космодром Байконур: несмотря на дружественные отношения с Казахстаном, высокая стоимость аренды (действительной до 2050 г.) и необходимость соблюдения некоторых технических требований Астаны побудили Россию к строительству космодрома Восточный в Амурской области. К 2030 г. 90% космических запусков Россия предполагает проводить с собственных космодромов Плесецк и Восточный (концевая сноска 1).

В свою очередь соседние республики также стремятся снизить свою зависимость от России, в частности в энергетической сфере. Общие энергетические инфраструктуры, цены на транзит и тарифы на поставки углеводородов стали рычагами давления на соседние страны в постсоветский период. Самыми яркими примерами являются, конечно, «газовые войны» с Украиной и Белоруссией в 2006-м и 2009 гг. Но схема «выгодные тарифы в обмен на геополитическую лояльность» постепенно утрачивает свою значимость. Так, Украина не закупает более российский газ напрямую у «Газпрома», но получает его от европейских производителей. При этом сама Россия ищет снижения зависимости от транзита своего газа в Европу через территорию строптивого соседа: за последнее десятилетие эта доля снизилась с 80 до 40% и будет сведена к минимуму в случае, если Россия добьется осуществления проекта строительства газопровода «Северный поток-2». Президент соседней Белоруссии, экономика которой многие годы держится на плаву благодаря российским субсидиям на газ, в феврале 2017 г. заявил, что «свобода и независимость дороже любой нефти» (концевая сноска 2). Республика пытается завязать активное сотрудничество с Ираном и Азербайджаном для снижения энергетической зависимости от России.
Кроме этих ярких случаев активного поиска снижения стратегической и энергетической взаимозависимости, роль России как важнейшего торгового и экономического партнера постепенно снизилась для многих постсоветских республик за последние четверть века. Во многих случаях она уступила первое место Евросоюзу или Китаю. Например, в 2015 г. доля ЕС составила 37,5% внешней торговли Грузии, 32% Молдавии и 53% Украины. Доля же России для этих стран составила соответственно 16,3%, 7,9% и 18,4% (концевая сноска 3). В Центральной Азии основным экономическим конкурентом России постепенно становится Китай: в 2015 г. Пекин является первым торговым партнером для Киргизстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана и третьим для Казахстана (после Евросоюза и России). Постепенный перевес Китая наблюдается и в сфере инвестиций в Центральной Азии, и очевидна перспектива его существенного увеличения в связи с крупными инвестиционными планами в рамках инфраструктурных проектов Нового Шелкового пути, запущенного Китаем в 2013 г. Все более заметно экономическое влияние в Центральной Азии и других региональных игроков, в частности Турции и Ирана. В то же время, например, для Армении Россия продолжает оставаться основным экономическим партнером.

Тем не менее на руках у России остаются важные экономические козыри, и унаследованные от СССР и вновь приобретенные. В 2000-е гг. российские предприятия активно покупали многие промышленные активы в соседних государствах. Так, ЗАО «Электрические сети Армении» являются 100-процентной дочерней компанией российской «Интер РАО». Это привело к появлению некоторых антироссийских лозунгов во время протестов в Ереване в 2015 г. против повышения тарифов на электроэнергию. Для сельскохозяйственной продукции многих соседних стран (например, Молдавии) Россия остается крупнейшим рынком потребления. Зная это, Москва нередко прибегает к продуктовому эмбарго под различными фитосанитарными предлогами: в моменты обострения политических отношений такой участи подверглись многие товары, от молдавского вина и фруктов до грузинской минеральной воды «Боржоми» и белорусского молока.

Наконец, Россия является центром притяжения трудовых мигрантов на постсоветском пространстве. Этому способствует безвизовый режим (до 90 дней пребывания) со странами СНГ, за исключением Грузии. Финансовые трансферы, поступающие от мигрантов (не только из России), составляли в 2014 г. 41,7% от ВВП Таджикистана, 30% Киргизстана, 26,2% Молдавии (концевая сноска 4).

Сохранение важнейшей роли России в вопросах безопасности

В отличие от тенденций в торговой и экономической сферах, Россия бесспорно сохраняет ведущую роль в регионе в вопросах безопасности. Военный опыт, наличие военных баз (концевая сноска 5), ключевая роль в региональных организациях безопасности (ШОС и ОДКБ), продажи оружия многим странам в регионе превращают Россию в ключевого игрока в сфере региональной безопасности.

Распад СССР сопровождался вооруженными конфликтами на национальной и территориальной почве между соседними республиками и внутри некоторых из них. В ряде конфликтов Россия играла миротворческую роль, как например в Таджикистане. В других, в первую очередь на Украине, ее роль была намного более спорной. На сегодняшний день пять бывших советских республик имеют на своих территориях «замороженные конфликты», в которых Россия принимала и так или иначе продолжает принимать участие. В зависимости от конкретной ситуации, Россия по-разному относится к ним. Так, независимость Приднестровья или Нагорного Карабаха не была признана Москвой в отличие от Абхазии и Южной Осетии, на территории которых Россия предварительно вела политику паспортизации (упрощенной выдачи российских паспортов жителям этих республик). В феврале 2017 г. Россия признала документы самопровозглашенных республик ЛНР и ДНР на период до выполнения минских договоренностей. Тем не менее, вряд ли одна из перечисленных республик имеет реальные перспективы присоединения к России, несмотря на прошедшие в некоторых из них референдумы о согласии на вхождение в ее состав. Крым остается в этом плане уникальным примером. Наличие «замороженных конфликтов» на территории скорее является инструментом контроля стратегического выбора соседних стран и гарантией их невхождения в НАТО и Евросоюз.

Помимо конфликтов на национальной почве, после распада СССР в регионе появились и многие другие угрозы. В Центральной Азии ими являются терроризм, экстремизм, радикализм, торговля наркотиками и т.д. Так, в Центральной Азии роль России в обеспечении безопасности признается всеми республиками. В контексте войны на Ближнем Востоке, присутствия около 5 тыс. выходцев из стран Средней Азии среди бойцов ИГИЛ, ухода американских войск из Афганистана, недавних террористических атак в Казахстане Россия видит этот регион как источник прямых угроз для собственной безопасности. Кроме того, после серии «цветных революций», прокатившихся по Грузии, Киргизстану и Украине, и вмешательства России в сирийский конфликт с целью поддержки действующего режима Кремль воспринимается руководствами республик как возможный гарант, который способен оказать помощь в случае угрозы дестабилизации их авторитарных режимов. Наконец, роль России для центральноазиатских стран, проводящих многовекторную политику, важна и в качестве противовеса растущему китайскому влиянию.

«Мягкое влияние»

Традиционные инструменты «мягкого влияния» России в постсоветском пространстве несколько ослабели со временем, но пока продолжают играть объединяющую роль. За последние годы количество русскоговорящих в странах СНГ снизилось со 120 млн в начале 90-х гг. до 85 млн в 2015 г. (концевая сноска 6), как в силу демографических факторов и эмиграции русскоговорящих, так и за счет поощрительной политики государств по отношению к титульному языку. Тем не менее российские медиа, классическая и поп-культура, литература остаются очень популярными. Получение диплома высшего образования в России привлекательно для студентов из постсоветских стран, число которых постоянно увеличивается с начала 2000-х гг., в то время как многие российские университеты имеют филиалы в странах СНГ. Новым инструментом «мягкого влияния» стал Рунет: многие пользователи Интернета стран СНГ предпочитают русскоязычные платформы, поисковые системы и социальные сети (Озон, Яндекс, ВКонтакте), что обеспечивает центральную роль России в цифровом пространстве стран СНГ (концевая сноска 7).

Число этнических русских как основных носителей русского языка и культуры сократилось за последние 20 лет в бывших союзных республиках СССР почти вдвое (с 25 млн в 1989 г. до 15 млн в 2010 г.). Аннексия Крыма и война на востоке Украины напугали многие республики, где есть крупные русскоязычные сообщества, и в первую очередь Казахстан (где проживает 4 млн русских, что составляет четверть населения). Проект «Русского мира» не воспринимается в этих странах как сугубо культурный и лингвистический, сравнимый с франкофонией, а как потенциальный канал дестабилизации и угрозы для национального суверенитета.

Попытки региональной реинтеграции: центробежные и центростремительные тенденции

После распада СССР формат СНГ (Содружество Независимых Государств) стал modus vivendi, призванным сохранить хозяйственные связи и хотя бы формальную политическую солидарность. Несмотря на регулярные саммиты, СНГ оказалось настолько аморфной организацией, что Украина состояла в ней все годы, так и не ратифицировав Устав организации в начале 90-х, и до сих пор не вышла из него после событий в Крыму и на Донбассе, в отличие от Грузии, покинувшей СНГ в августе 2009 г. На самом деле интеграция в СНГ с момента основания всегда существовала на разных скоростях. Наиболее близкие отношения у России сложились с Белоруссией, с которой в 1997 г. было создано Союзное государство, хотя и оно так и не стало полностью единым политическим, экономическим, военным, таможенным, валютным, юридическим, гуманитарным и культурным пространством. В том же году была создана Организация за демократию и экономическое развитие – ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан и Молдавия, а с 1999-го по 2005 г. в организацию также входил Узбекистан), демонстрировавшая дистанцирование от Москвы, но быстро исчезнувшая с политической сцены. В 1995 г. руководители Казахстана, России, Белоруссии, а позже Киргизии, Узбекистана и Таджикистана подписали первый договор о создании Таможенного союза, который впоследствии трансформировался в Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС). В январе 2010 г. вступил в силу Единый таможенный тариф Казахстана, России, Белоруссии.

А в начале 2015 г. был запущен Евразийский экономический союз – ЕАЭС (Россия, Белоруссия, Казахстан, Армения, Киргизия), целью которого является свобода движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы, а также координация экономической политики. Речь идет о качественно новом типе интеграции по модели Евросоюза. Начало проекта пришлось на период экономического спада в России и западных санкций, наложенных на нее вследствие событий на Украине. Отношения в Союзе разбалансированы в пользу России, а торговые обмены внутри зоны составляют лишь 10% общего объема внешней торговли его членов (концевая сноска 8). Кроме того, несмотря на весь дискурс Москвы о равноправии стран-членов, многие решения принимаются Кремлем без консультаций с партнерами: так было, например, в случае принятия продуктового эмбарго в ответ на западные санкции или объявления о «сопряжении» с китайским проектом Шелкового пути. Аннексия Крыма и война в Донбассе нанесли серьезный ущерб доверию ближайших партнеров. Показательно, что ни один из них не признал присоединение Крыма к России (Армения и Белоруссия признали легитимность референдума в Крыму).

Для части стран СНГ полюсом притяжения отныне является Евросоюз и его политика Восточного партнерства, адресованная Украине, Грузии, Молдове, Белоруссии, Армении и Азербайджану. Три первые страны подписали договоры об ассоциации с ЕС в 2014 г. Население Украины активно поддерживает вступление в ЕС (85% в марте-апреле 2016 г.). Для нее Москва явно перестала быть экономическим, политическим и стратегическим ориентиром. Есть и противоположные примеры: так, сильная зависимость от России привела к отказу Армении в сентябре 2013 г. от подписания договора об ассоциации с ЕС и решению о присоединении к ЕАЭС, а Молдавия обещает пересмотреть подписанный договор с ЕС после недавнего прихода к власти нового лидера Игоря Додона.

Россия очень по-разному реагирует на активизацию внешних игроков на постсоветском пространстве. Так, после долгого периода отсутствия реакции на политику «Восточного партнерства» перспектива подписания договора об ассоциации ЕС с Украиной в 2013 г. вызвала резкую реакцию России. Усмотрев в этом договоре угрозу для двусторонней торговли с самым крупным государством в Восточной Европе и собственным интеграционным планам в Евразии, Москва оказала давление на президента Виктора Януковича (путем предоставления кредита и скидки на поставки российского газа), отказ которого от подписания спровоцировал народные волнения и последующую революцию на Майдане. За тенью Евросоюза Россия усмотрела угрозу дальнейшего расширения НАТО на Восток и предприняла все меры, чтобы остановить его. Совершенно очевидно, что Москва рассматривает страны постсоветского пространства как зону своих жизненных интересов и эксклюзивного влияния.

Иначе ведет себя Россия в отношении деятельности Китая в Центральной Азии. Не опасаясь возможного вмешательства Китая в дела суверенных государств с целью повлиять на их стратегический выбор, Москва предложила идею «сопряжения» между китайским проектом Шелкового пути и собственным интеграционным проектом ЕАЭС. Российский официальный дискурс всячески подчеркивает отсутствие противоречий и комплементарность двух проектов (концевая сноска 9).

Что дальше?

Страны СНГ занимают и будут продолжать занимать особое место во внешней политике России. Не национальная территория, но и не совсем «заграница», они составляют отдельную категорию, названную «ближним зарубежьем». Страны СНГ фигурируют в приоритетах во всех внешнеполитических доктринах и стратегиях России, а торговые и экономические отношения с ними учитываются отдельно от стран «дальнего зарубежья» в государственной статистике. Что касается населения, нелишне напомнить, что оно не приветствовало распад СССР, инициированный элитами трех славянских республик (Россия, Украина и Белоруссия). Большинство продолжает сожалеть о нем (56% россиян в марте 2016 г.), считать, что распад можно было предотвратить (51%) и что причинами стали предательство элит или интриги Запада (концевая сноска 10). До сегодняшнего дня 53% россиян не считают Украину заграницей и 61% не считает таковой Белоруссию. Тем не менее доля респондентов, которые полагают, что Россия должна «удерживать силой» под своим контролем бывшие республики СССР, снизилась с 35% в сентябре 2015-го до 25% в январе 2017 г. (концевая сноска 11).

Три фактора, зависящих напрямую от России, будут способствовать тому, придется или нет «удерживать силой» это пространство под контролем. Первый фактор – отношение России к суверенитету бывших советских республик. Аннексия Крыма, дискурс Кремля о русских и украинцах как разделенном народе или высказанные сомнения в прочности государственности Казахстана показывают, что суверенитет ближайших соседей в глазах Москвы – вещь относительная. Необходимо понимать, что такое отношения к странам, трепетно оберегающим свою независимость, является для них сигналом необходимости диверсификации внешних отношений и снижения зависимости от России. Белоруссия, ищущая углубления партнерства с Китаем, яркий тому пример (концевая сноска 12).

Второй фактор – смещение акцента на (гео)политический аспект в ущерб экономическому. Отношения с соседями и интеграционный проект в Евразии должны быть экономически выгодны партнерам и являться ценностью сами по себе, а не использоваться для увеличения геополитического веса России на международной арене. Не закрепив и первых экономических результатов интеграции, не наполнив содержанием проект «сопряжения» с Китаем, Россия уже торопит с подписанием Евразийского всеобъемлющего партнерства (Comprehensive Eurasian partnership) (концевая сноска 13) и трехстороннего документа между Евросоюзом, Евразийским экономическим союзом и Китаем (концевая сноска 14). Постановка амбициозных политических задач без солидной экономической и торговой базы рискует снизить интерес партнеров к интеграционному проекту. Наконец, чтобы придать новую динамику развитию постсоветского пространства, а не просто контролировать его, Россия сама должна стать привлекательной моделью политического и социально-экономического развития. Без этих трех факторов любые усилия по объединению постсоветского пространства будут сведены на нет, дальнейшие центробежные процессы будут неизбежны, а Украина окажется только первым домино, окончательно выпавшим из бывшей общей игры. 

Сноски:


1. Взгляд, 6 апреля 2012 г., http://vz.ru/economy/2012/5/26/580679.html

2. Naviny.by – Белорусские новости, 3 февраля 2017 г., http://naviny.by/new/20170203/1486118453-lukashenko-

rossiya-ne-smozhet-kontrolirovat-belarus-s-pomoshchyu-nefti

3. Цит. по L. Delcour, «La réception des accords d’association en Géorgie, Moldavie et Ukraine» [Восприятие соглашений об ассоциации в Грузии, Молдавии и Украине] dans Regards sur l’Eurasie, Les Etudes du CERI, n° 228-229, février 2017, http://www.sciencespo.fr/ceri/sites/sciencespo.fr.ceri/files/Etude_228-229.pdf

4. World Bank, «Migration and Remittances – Factbook 2016», http://siteresources.worldbank.org/INTPROSPECTS/Resources/334934-1199807908806/4549025-1450455807487/Factbookpart1.pdf

5. Москва располагает военными базами на территории Армении, Абхазии, Казахстана, Киргизстана, Южной Осетии, Таджикистана, Приднестровья.

6.  A. Арефьев, «Сжимающееся русскоязычие», Demoscope Weekly, n°571-572, 14-27 октября 2013, http://demoscope.ru/weekly/2013/0571/demoscope571.pdf, стр. 6.

7. K. Limonier, «Le cyberspace, nouveau lieu d’affirmation de la puissance russe» [Киберпространство, новое место для утверждения российского могущества], dans Russie : vers une nouvelle guerre froide ? (sous la direction de J.-R. Raviot), Paris, La Documentation française, 2016, pp. 125-149.

8. J. Vercueil, «L’Union économique eurasiatique vue d’Asie centrale et de Moscou» [Евразийский экономический союз с точки зрения Центральной Азии и с точки зрения Москвы], Questions internationales, n° 82, novembre-décembre 2016, p. 60.

9. T. Kastueva-Jean, «Russian Perceptions of China’s Silk Road Project», IFRI, статья готовится к печати.

10. Опрос Левада-Центра, 19 апреля 2016 г., http://www.levada.ru/2016/04/19/bolshe-poloviny-rossiyan-

sozhaleyut-o-raspade-sssr/

11. Опрос Левада-Центра, 2 февраля 2017 г., http://www.levada.ru/2017/02/02/mezhdunarodnye-otnosheniya-5/?utm_source=mailpress&utm_medium=email_link&utm_content=twentyten_weekly_189225&utm_campaign=2017-02-04T13:00:12+00:00

12. A. Marin, «Minsk-Pékin : quel partenariat stratégique?» [Минск – Пекин, какое стратегическое партнерство?], Russie.Nei.Visions, IFRI, публикация готовится к печати.

13. Т. Бордачев, «Поворот на Восток и евразийское всеобъемлющее партнерство», 31 августа 2016 г., http://ru.valdaiclub.com/a/highlights/povorot-na-vostok-i-evraziyskoe-partnerstvo/

14. Выступление В. Путина на Петербургском международном экономическом форуме, 17 июня 2016 г., https://rg.ru/2016/06/17/reg-szfo/stenogramma-vystupleniia-vladimira-putina-na-pmef-2016.html